Когнитивные нарушения при непсихотических депрессивных расстройствах

Р.В. Ахапкин, М.А. Маслова

ФГБУ "Федеральный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии" Минздрава России, Москва
Депрессивное расстройство является тяжелым, порой инвалидизирующим заболеванием, часто сопровождающимся нарушениями когнитивного и социального функционирования. Традиционное представление о двух основных видах когнитивных нарушений при депрессиях - когнитивных искажениях и когнитивном дефиците в настоящее время активно дополняются и корректируются результатами нейропсихологических, нейробиологических, нейровизуализационных и генетических исследований. В данной статье приводится обзор современных исследований в области когнитивных нарушений при депрессиях, а также обсуждается ряд теоретических и практических сложностей их системного анализа. Кроме того, рассматривается вопрос о влиянии антидепрессантов на когнитивные функции в аспекте перспектив оптимизации психофармакотерапии больных с депрессивными расстройствами.

депрессивные расстройства, когнитивные нарушения, антидепрессанты
Cогласно статистике Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), депрессия является одной из самых часто встречаемых форм психической патологии [65]. Распространенность депрессивных расстройств (ДР) составляет от 3,1 до 20% взрослого населения и их значительный рост, отмечаемый в последнее время, во многом обусловлен увеличением удельного веса непсихотических форм депрессий [2, 57]. Для ДР характерна высокая степень коморбидности с другими соматическими и психическими заболеваниями, наиболее часто - с тревожными расстройствами, а также с кардиологическими болезнями [8, 19].

Важно учитывать, что депрессивное расстройство характеризуется особо высокой частотой рецидивирования. Как показали исследования, более чем у 75% пациентов депрессивный эпизод был не единственным в жизни, а рецидивы возникали в течение 2 лет с момента разрешения первого эпизода [17]. Исследование ВОЗ, посвященное глобальному бремени заболеваний, определило депрессию как наиболее обременительное заболевание по числу лет, утраченных в силу нетрудоспособности у лиц среднего возраста [52].

Значимость проблемы ДР обусловлена не только их широкой распространенностью, но и существенным влиянием на качество жизни и социальное функционирование человека, часто приводящим к таким негативным социально-значимым последствиям, как совершение самоубийства, возникновение случаев нетрудоспособности и наступление инвалидности, распад семейных отношений и злоупотребление психоактивными веществами [25].

Столь высокие риски формирования повторных эпизодов депрессии и социально-дезадаптивных моделей поведения при ДР наводят на мысль о существовании опосредующих их специфических факторов, среди которых особенно выделяют когнитивное функционирование и когнитивные нарушения обработки эмоциональной информации.

Неуклонно возрастающий интерес к когнитивным нарушениям при ДР (судя по ежегодно увеличивающемуся числу публикаций) также обусловлен, по всей видимости, новыми результатами нейробиологических и нейровизуализационных исследований. Согласно полученным за последние годы данным при ДР выявляются структурно-функциональные изменения в гиппокампе, миндалевидном теле (амигдале), передней части поясной извилины, префронтальной коре - областях, ответственных в том числе и за когнитивное функционирование [41, 42, 48, 60]. Общность нейробиологических путей развития эмоциональных и когнитивных нарушений, включающих генетические, метаболические, нейромедиторные, нейромодуляторные, гормональные, иммунные, трофические и нейропластические звенья патогенеза, подтверждается многочисленными исследованиями [51].

Клинико-психологические свидетельства взаимосвязи когнитивных и эмоциональных нарушений при ДР, с одной стороны, подтверждают зависимость степени выраженности когнитивной дисфункции от длительности ДР и числа эпизодов [27], а с другой - выявляют в межприступном периоде достаточно отчетливые когнитивные отклонения, ранее считавшиеся характерными исключительно для депрессивных эпизодов [55].

Совокупность современных представлений об эмоционально-когнитивных взаимоотношениях в норме и при аффективной патологии с большой достоверностью указывает на то, что когнитивные нарушения при ДР не могут рассматриваться исключительно в качестве эпифеномена, вторичного по отношению к аффективным симптомам, а представляют собой одну из ключевых составляющих депрессии, изучение которой еще далеко от завершения [5, 59].

Рассмотрение когнитивных нарушений в тесной связи с эмоциональными расстройствами имеет давнюю историю. В частности, во многих из известных с древних времен до нового времени описаниях меланхолии упоминались симптомы, касающиеся когнитивных процессов в их современном понимании [56]. Клинико-психопатологическая структуризация депрессивного синдрома, представленная в классических психиатрических работах [4, 43], подразумевает выделение идеаторного компонента депрессивной триады, включающего прежде всего заторможенность мышления. При этом в них подчеркивается тесная связь идеаторных симптомов с депрессивным аффектом. Дальнейшая систематизация нарушений идеаторной сферы при депрессиях позволила выделить две группы симптомов. В первую входят так называемые нарушения мышления по форме, проявляющиеся замедлением мыслительного процесса, во вторую - расстройства мышления по содержанию, включающие различные депрессивные идеи, способные при развитии и утяжелении депрессивного состояния достигать уровня бреда (см. таблицу). Представления о том, что ДР, в особенности непсихотического уровня, не вызывают интеллектуально-мнестических нарушений, с одной стороны, и что идеаторные симптомы являются вторичными по отношению к аффективной патологии, с другой, отводили когнитивным нарушениям при ДР гораздо менее значимую роль, чем, например, при шизофрении или деменции.

Таблица 1. Основные систематизации когнитивных нарушений при депрессии.

Клинико-психопатологический подход

Психологический подход

Интегративный подход

Идеаторный компонент депрессивной триады Крепелина:

· изменение скорости течения ассоциаций (формальные нарушения мышления);

· изменение

содержания мышления (депрессивные идеи по О.П. Вертоградовой [3], суицидальные идеи, депрессивный бред)

"Горячая/холодная" когниция по R.P. Abelson [11]:

· "холодная" когниция - без участия эмоциональных влияний;

· "горячая" когниция - эмоционально обусловленная

Когнитивная триада по A. T. Beck [15]:

· негативная оценка себя;

· негативная оценка опыта;

· негативная оценка будущего

Когнитивные искажения/дефициты:

· когнитивные негативные искажения;

· еогнитивные дефициты (внимания, памяти, исполнительных функций)

Развитие психологических наук, в особенности когнитивной и нейропсихологии, появление новых концептуальных моделей развития психической патологии в целом (модель "стресс-диатеза") и депрессии в частности (когнитивная теория T. Beck [15]) обозначили новые подходы к изучению когнитивных нарушений при ДР.

Согласно когнитивным теориям депрессии, мысли, поведение и привычки людей, а также то, как они интерпретируют события окружающего мира и оценивают свое прошлое, могут не только искажаться вслед за эмоциональными нарушениями, но и являться предпосылкой для развития как первого эпизода депрессии, так и рецидива депрессивного заболевания. Благодаря более чем 30-летней истории когнитивистских исследований, стало возможным понять очень многое из того, что характеризует когнитивное функционирование депрессивных больных.

Краеугольным камнем стал вопрос о соотношении когнитивных искажений и когнитивного дефицита при ДР. С одной стороны, для пациентов с депрессиями весьма характерны общие трудности, связанные с концентрацией внимания и памятью [18]. С другой стороны, вопреки упомянутым выше расстройствам, депрессивные пациенты легко фиксируются на негативных мыслях, касающихся их жизни, и без затруднений воспроизводят конгруэнтные аффекту (т.е. негативные) воспоминания [45]. По всей видимости, представление об общем дефиците когнитивного функционирования, связанном с депрессией и проявляющемся трудностями концентрации, отвлекаемостью и нарушениями памяти, сформировалось в результате исследований, проводимых без учета негативного эмоционально-значимого контекста.

Согласно гипотезе распределения ресурсов, общее количество когнитивных ресурсов является ограниченным, и в случае депрессии часть его занимается, либо блокируется процессами, связанными с негативными эмоциональными переживаниями, а не направляется на решение заданных когнитивных задач. В итоге когнитивный дефицит становится особенно очевидным в случае задач, требующих концентрации усилий. Когнитивный дефицит памяти должен определяться в задачах, требующих воспроизведения большого количества воспоминаний, но не в заданиях, которые требуют автоматизированного воспоминания.

Гипотеза аффективного вмешательства постулирует, что, так как пациенты с депрессией фиксированы на переработке негативного эмоционально-значимого материала, они способны без проблем выполнять задания, в которых требуется переработка эмоционально-значимого материала, в то время как дефицит будет в полной мере очевиден, когда требуется выполнять задания, игнорируя эмоциональные импульсы [62]. Например, в том случае если пациентам в депрессии необходимо определить аффективную значимость того или иного слова, их избыточная склонность перерабатывать эмоциональное содержание будет помогать им. В обратной ситуации, когда необходимо отстраниться от эмоционального значения слов и сосредоточиться лишь на их семантике, фиксация на переработке эмоционального содержания будет лишь мешать выполнять это задание, за счет чего результаты будут ниже, чем в норме.

В целом на большом материале было показано, что депрессия связана с патологией памяти в следующих аспектах:

а) когда внимание не связывается условиями задания [34];

б) требуются выраженные когнитивные усилия [30];

в) когда внимание легко отвлекается на личностные проблемы и другие вопросы, не имеющие отношения собственно к задаче теста [22].

В этом отношение важно, что депрессивные нарушения когнитивного функционирования можно редуцировать, фиксируя участников исследования на выполнении задания и давая им инструкции, исключающие появление нежелательных и не относящихся к делу мыслей [34]. Эти результаты свидетельствуют о том, что по меньшей мере в отношении дефицита памяти пациенты в депрессии могу справляться с тестами на уровне лиц без депрессии, если им дать структурированные задания, однако у них появляются трудности, когда они вынуждены выполнять неструктурированные задания [33]. Более того, на основании данных исследований можно предположить, что при условиях, ограничивающих депрессивных пациентов в их склонности к руминациям, у них значительно улучшается способность выполнять тесты на память. И наоборот - показатели памяти депрессивных больных снижаются в условиях заданий, подразумевающих свободное и нерегламентированное выполнение. Задания со свободными условиями требуют когнитивной гибкости, а также когнитивного контроля в первую очередь в форме фокального внимания, позволяющего выделять релевантные стимулы и отклонять нерелевантные [33]. Таким образом, дефицит памяти у части депрессивных пациентов, по-видимому, отражает не реальное снижение ресурсов памяти, а депрессивно-опосредованные трудности ингибирования нерелевантной информации.

Важно также отметить, что было получено, на удивление, мало сведений в пользу выраженного когнитивного дефицита у больных с депрессией. M.M. Grant и соавт. [29] пришли к выводу, что когнитивный дефицит вполне может быть характерен для пожилых пациентов с депрессиями или же для более тяжелых депрессивных больных, особенно с психотическими симптомами. Немаловажно помнить и о том, что практически невозможно дифференцировать истинные когнитивные расстройства со сниженной мотивацией, которая часто наблюдается у пациентов в депрессии [61]. В любом случае большое число исследований указывает скорее на нарушение внимания у пациентов с депрессией, нежели на реальное снижение общего когнитивного функционирования. Когда внимание депрессивного больного находится под твердым контролем условий теста и нет возможностей для руминативного мышления, депрессивного дефицита практически не обнаруживается. Таким образом, данные исследований свидетельствуют в пользу гипотезы аффективного вмешательства и предположения о том, что депрессивные пациенты в большей степени страдают от сниженного когнитивного контроля, чем от когнитивного дефицита.

Когнитивные нарушения при ДР не связаны со всеми аспектами обработки информации, как это предполагалось ранее [45], однако когнитивное функционирование при депрессии имеет специфические и тонкие отличия по сравнению с таковым у здоровых людей.

Основными нарушениями процессов обработки информации, тесно связанными с эмоциональной дисрегуляцией при депрессии, по всей видимости, являются:

1) искажение ингибирующих процессов и дефицит оперативной памяти [39];

2) руминативный ответ на негативные эмоциональные состояния и неблагоприятные жизненные обстоятельства [53];

3) неспособность использовать положительные подкрепляющие стимулы для регуляции патологически сниженного настроения [38].

Достоверно показано, что депрессивные пациенты не ориентируются автоматически на негативную информацию в окружающей среде, но, обратив внимание на негативный стимул, они испытывают значительные трудности в избавление от него, а ингибирование его обработки происходит значительно медленнее, чем у здорового человека. Эта специфическая трудность, по всей вероятности, играет большое значение в поддержании патологически сниженного настроения и является связкой, соединяющей когнитивные функции и эмоциональное состояние при данном расстройстве.

Целесообразно проводить больше исследований, чтобы более полно и систематически понять механизмы, лежащие в основе депрессивных нарушений, и роль когнитивных функций в регуляции эмоций. В этом свете особенно важными представляются работы, в которых для понимания связи между депрессий и когнитивным функционированием осуществляется интеграция биологических и психологических подходов. Так, все больше исследований посвящено нейрональным цепям, отвечающим за формирование эмоций [54], а особенно тем структурам в мозге, которые затрагиваются при депрессии [21, 28]. В этих работах была доказана вовлеченность лимбической системы, особенно амигдалы, гиппокампа и передней части поясной коры, в переживание как обычных эмоций, так и депрессивных. Дорсолатеральная кора отвечает за регуляцию эмоций. T. Johnstone и соавт. [37] обнаружили интересный эффект - при демонстрации эмоционально значимых картинок здоровым людям у них повышалась активность дорсолатеральной коры и снижалась активность амигдалы (которая находится под контролем вентромедиальной коры), в то время как с депрессивными больными такого не происходило. Эти данные указывают на наличие дефицита функций контроля за эмоциями у больных депрессией. F. Eugene и соавт. [23] с учетом большого значения ингибирующих функций при депрессиях представил результаты исследования, согласно которым у депрессивных больных снижается активность ростральной передней поясной коры. Хотя описанные выше данные являются впечатляющими доказательствами биологической связи между ингибированием, переоценкой, руминациями и регуляцией эмоций при депрессии, необходимо больше исследований, чтобы детальнее понять характер взаимодействия между участками мозга, нейрональными цепями, задействованными в когнитивном функционировании, и исполнительными функциями при депрессии.

Новый импульс в изучении этих вопросов могут дать генетические исследования, если ответят на вопрос, как связаны гены, ответственные за развитие депрессии и за когнитивные функции. В нескольких исследованиях была показана роль полиморфизма короткой аллели функционального промотора 5′-гена транспортера серотонина (5-HTTLPR) в развитии депрессий, особенно в контексте стрессовых событий [44, 58, 63]. Исследователи уже начали изучать связь 5-HTTLPR с когнитивными нарушениями при депрессии. C.G. Beevers и соавт. [16], например, показали связь между 5-HTTLPR и систематическими ошибками внимания на выборке стационированных пациентов психиатрических больниц. E. Hayden и соавт. [31] также показали связь между 5-HTTLPR и систематическими ошибками воспоминаний на выборке девушек, находящихся в группе риска развития депрессии. Подобные исследования позволяют интегрировать данные о паттернах нейрональной активации, генетике и когнитивных процессах, что в перспективе может дать комплексное понимание того, как психологические и биологические факторы, взаимодействуя, порождают депрессию, способствуют ее поддержанию и определяют течение.

На сегодняшний день очевидно, что для объяснения эмоционально-когнитивной дисрегуляции исследование когнитивных нарушений при ДР должно быть комплексным, направленным на формирование интегративного подхода. В то же время существует ряд объективных теоретических и практических сложностей такого системного анализа.

Первый круг проблем касается объекта исследований, т.е. когнитивных нарушений. Несмотря на отсутствие каких-либо расхождений между психиатрами, психологами, психофизиологами и другими заинтересованными специалистами в понимании терминов "когниция" и "когнитивные функции", многомерность и многоэлементность этих понятий, включающих большую часть всей совокупности психических процессов (восприятие, распознавание образов, внимание, память, воображение, речь, мышление, интеллектуальное развитие, принятие решений) [9, 14], подразумевают априорную невозможность их одномоментного исследования. Неопределенным остается и единый критерий (если таковой вообще возможен), характеризующий когнитивное функционирование в целом. Множество методик и тестов, разработанных для оценки отдельных компонентов когнитивного функционирования, порой затрудняет сопоставление результатов разных исследований. В этой связи наибольший интерес для исследования представляют интегративные параметры когнитивной сферы, выполняющие организующую (регуляторную) функцию по отношению к поведению и участвующие в реализации большинства этапов целенаправленного поведенческого акта. К таким параметрам прежде всего относятся исполнительные функции.

Второй круг проблем имеет отношение к предмету исследований, а именно к ДР. Современная формализованная диагностика аффективных расстройств, основанная на критериях МКБ-10 или DSM-IV (DSM-5), позволяет объединять под одним диагнозом нозологически гетерогенные состояния, отличающиеся значительной клинической вариабельностью, что существенно осложняет анализ аффективно-когнитивных взаимосвязей у исследуемых больных. Пути решения этой проблемы заключаются, по всей видимости, в анализе когнитивных нарушений в разных нозологических и синдромальных группах больных с ДР.

Следующий круг проблем затрагивает субъектов исследования, в качестве которых выступают изучаемые пациенты. Когнитивные способности человека на популяционном уровне характеризуются большой вариабельностью, а на индивидуальном - имеют определенную возрастную динамику. Согласно теории двухкомпонентного интеллектуального развития [20], функциональная организация когнитивных способностей человека, осуществляемая благодаря взаимодействию так называемых подвижных (англ. fluid intelligence, Gf - способность логически мыслить, анализировать и решать задачи независимо от предыдущего опыта) и кристаллизовавшихся (англ. crystallized intelligence, Gc - ранее усвоенные опыт, знания и навыки) составляющих, динамически развивается и трансформируется в течение всей жизни. При этом на ранних этапах развития (до 20 лет) ведущая роль принадлежит подвижному компоненту, в то время как кристаллизовавшийся находится в стадии формирования. Для более позднего возрастного периода (после 60 лет) характерно значительное проградиентное снижение подвижного интеллекта, тогда как кристаллизовавшийся сохраняется в относительно стабильном состоянии вплоть до глубокой старости.

Сопоставление динамики когнитивного развития с динамикой ДР показывает, что оба процесса оказывают взаимопроникающие влияния друг на друга. При этом есть данные, говорящие как в пользу увеличения риска развития депрессии позднего возраста при нарастающем дефиците исполнительных функций, так и наоборот - депрессия часто указывается среди значимых прогностически неблагоприятных факторов развития деменции [64]. В этой связи проведение проспективных сравнительных исследований в сопоставимых по социодемографическим показателям выборках могло бы продемонстрировать отличительный вклад ДР, в зависимости от их тяжести и длительности течения, в развитие когнитивных нарушений с возрастом по сравнению с естественной динамикой. В настоящее время таких исследований крайне недостаточно.

Из того факта, что когнитивные способности отличаются в разных возрастных группах, следует, что возраст пациентов не может не учитываться при интерпретации результатов как отдельных исследований, так и систематических обзоров, посвященных изучению когнитивных нарушений при ДР.

Если в систему взаимоотношений возраста и депрессии вносится дополнительный фактор риска или коморбидное состояние в виде органического психического или соматического заболевания, дифференциальный анализ причинности выявляемых когнитивных нарушений становится еще более затруднительным.

Таким образом, даже в пределах одной средневозрастной группы когнитивный профиль пациентов с непсихотическими ДР (с относительно стабильными интеллектуально-мнестическими способностями) может существенно различаться, что подтвердил проведенный нами кластерный анализ параметров памяти, внимания, нейродинамической координации, исполнительных функций и вегетативного тонуса в этой группе больных [10].

Еще одним важным вопросом является влияние антидепрессивной психофармакотерапии, как наиболее доступного и распространенного метода лечения аффективной патологии, на когнитивные нарушения при ДР. В настоящее время при лечении депрессий широко используются несколько классов антидепрессантов: классические трициклические антидепрессанты (ТЦА), ингибиторы моноаминооксидазы (ИМАО), селективные ингибиторы обратного захвата серотонина (СИОЗС), ингибиторы обратного захвата серотонина и норадреналина (СИЗСН) и ряд других препаратов. Предварительный анализ клинических исследований выявил противоречие в оценках влияния тимоаналептиков на когнитивные функции больных с непсихотическими ДР. По данным одних авторов, несмотря на высокую эффективность и хорошую в целом переносимость, спектр фармакологической активности антидепрессантов включает эффекты, проявляющиеся замедлением психомотортных реакций, нарушением когнитивных функций [26]. Другие авторы приводят свидетельства отсутствия значимого влияния тимоаналептиков на когнитивные функции [36, 50]. Существует и противоположная точка зрения о том, согласно которой влиянием терапии антидепрессантами происходит редукция депрессивных расстройств и наблюдается "вторичное" улучшение памяти, внимания и моторных реакций [1, 47]. Активно исследуется наличие у некоторых антидепрессантов (например, обладающих норадренергическим действием или сродством к серотониновым рецепторам) не только опосредованного, но и прямого влияния на биологические механизмы, участвующие в когнитивном функционировании [49]. Вместе с тем многими исследователями подчеркивается, что улучшение когнитивных функций на фоне антидепрессивной терапии часто имеет неполный характер, даже у пациентов, достигших ремиссии депрессивного эпизода [59].

Клинические эффекты препаратов предопределяются в первую очередь их фармакологическим профилем действия. В связи с этим можно предполагать, что негативное влияние тимоаналептиков на когнитивные функции будет зависеть от их антихолинергических, антигистаминергических и антиадренергических воздействий [13], так как холинергическая система участвует в механизмах формирования памяти, а гистаминергическая и адренергическая - поддержания уровня бодрствования. Наибольшее внимание в этой связи придается функциональной активности холинергических структур лимбической системы, обеспечивающих пластичность информационной составляющей процесса обучения и определяющих воспроизведение и формирование следов памяти [7]. Данный тезис находит подтверждение в том, что многие ТЦА, характеризующиеся блокирующим действием на гистаминовые, ацетилхолиновые и адрено-рецепторы, проявляют наибольшее отрицательное влияние на когнитивные функции по сравнению с другими классами антидепрессантов [1, 6, 12].

В отличие от ТЦА, СИОЗС демонстрируют более щадящее влияние на параметры внимания, памяти и обучения. Так, результаты исследований выявили, что, например, циталопрам и флувоксамин вне зависимости от применяемых доз не оказывали отрицательного действия на психомоторные и когнитивные функции, в отличие от дотиепина [35].

Проведенные нами исследования показывают, что влияние антидепрессантов разных классов на когнитивные функции у больных с непсихотическими ДР соотносятся как с различиями в механизмах фармакологической активности, так и с особенностями исходного когнитивного состояний больных [10].

Вопрос об активной коррекции когнитивных нарушений при ДР остается открытым. На сегодняшний день предлагаются разные методы лечения, включающие антидепрессанты с мультимодальным действием, психостимуляторы, нейромодуляторы и нейропротекторы, когнитивно-бихевиоральную психотерапию. Однако сравнительных исследований эффективности подобной терапии проведено недостаточно. Неразработанными остаются и дифференциальные показания для их применения.

Несмотря на целый ряд теоретических и практических сложностей, связанных с оценкой когнитивных нарушений при ДР, существующие на сегодняшний день исследования убедительно показывают, что когнитивные симптомы выявляются у большого числа пациентов с униполярной депрессией. К наиболее характерным из них относят нарушения скорости психомоторных реакций, исполнительных функции и оперативной памяти. Указанные симптомы присутствуют на ранних стадиях заболевания и даже могут предшествовать его дебюту. Некоторые антидепрессанты, особенно обладающие мультимодальным действием, способны улучшить когнитивные функции у больных с ДР. Тем не менее определенные нарушения являются, по-видимому, достаточно стойкими и могут сохраняться даже после достижения симптоматической ремиссии. В результате когнитивные симптомы оказывают существенное влияние на функциональное восстановление, требуя внедрения более совершенных, направленных на преодоление когнитивных затруднений, способов лечения. Перспективой дальнейшего изучения влияний клинических особенностей заболевания и действия антидепрессантов на когнитивные функции больных с ДР является объединение нейропсихологических, нейровизуализационных и генетических исследований с традиционными клинико-психопатологическими подходами.

1. Аведисова А.С., Спасова С.А. Влияние антидепрессантов на интеллектуально-мнестические функции как отражение их поведенческой токсичности. // Социальная и клиническая психиатрия. - 2000. - № 2. - С. 30-34.

2. Александровский Ю.А. // Пограничные психические расстройства. - М.: Медицина, 2000. - 301 с.

3. Вертоградова О. П. // Депрессия (психопатология, патогенез). - М.: Наука, 1980.

4. Каннабих Ю.В. // Циклотимия, её симптоматология и течение. - М.: Печатня С.И. Яковлева, 1914. - 418 с.

5. Краснов В.Н. и соавт. Взаимосвязи когнитивных и эмоциональных нарушений при депрессиях (обзор литературы). // Доктор.Ру. - 3013. - №5 (83). - С. 1-6.

6. Краснов В.Н. Современные подходы к терапии депрессий. // Русский медицинский журнал. - 2002. - № 12. - С. 553-555.

7. Кругликов Р.И., // Нейрохимические механизмы памяти и научения. - М.: Наука, 1981.

8. Смулевич А.Б. // Депрессии при соматических и психических заболеваниях. - М.: МИА. - 2003. - 432 с.

9. Смулевич А.Б. // Психические расстройства в клинической практике. - М.: МЕДпресс-информ, 2011.

10. Файзуллоев А.З., Ахапкин Р.В. Особенности психофизиологических эффектов антидепрессантов. // Фарматека. - М.: Бионика. - 2012. - № 19. - С. 62-65.

11. Abelson R.P. Computer simulation of "hot" cognition. // S.S. Tomkins & S. Messick (eds.), Computer simulation of personality. New York: Wiley, 1963.

12. Allain H. et al. Antidepressants and cognition: comparative effects of moclobemide, viloxazine and maprotiline. // Psychopharmacology (Berl). - 1992. - Vol. 106, Suppl. - P. 56-61.

13. Amado-Boccara I., Danion J.M. [Cognitive impact of antidepressants] // Encephale. - 1994. - Vol. 20, Spec. N 1. - P. 215-222.

14. Ashcraft M.H., Radvansky G.A. // Cognition (5th ed.). - Boston: Prentice Hall, 2010. - 592 p.

15. Beck A. T. // Cognitive therapy and the emotional disorders. - New York: New American Library, 1976.

16. Beevers C.G. et al. Serotonin transporter genetic variation and biased attention for emotional word stimuli among psychiatric inpatients. // J. Abnorm. Psychol. - 2007. - N. 116. - P. 208-212.

17. Boland R.J., Keller M.B. Course and outcome of depression. // Gotlib I.H., Hammen C.L. (eds.), Handbook of Depression. - 2009. - P. 23-43.

18. Burt D.B. et al. Depression and memory impairment: a meta-analysis of the association, its pattern, and specificity. // Psychol. Bull. - 1995. - N. 117. - P. 285-305.

19. Carney R., Freedland K. Treatment-resistant depression and mortality after acute coronary syndrome. // Am. J. Psychiatry. - 2009. - N. 166. - P. 410-417.

20. Cattell R.B. // Abilities: Their Structure, Growth, and Action. - Boston: Houghton Mifflin, 1971.

21. Cooney R.E. et al. Remembering the good times: neural correlates of affect regulation. // Neuroreport. - 2007. - N. 18. - P. 1771-1774.

22. Ellis H.C., Ashbrook P.W. Resource allocation model of the effects of depressed mood states on memory. // Fiedler K., Forgas J.P. (eds.), Affect, Cognition, and Social Behavior. Gottingen: Hogrefe, 1988. - P. 25-43.

23. Eugene F. et al. Neural correlates of inhibitory deficits in depression. // Psychiatry Res. - 2010. - Vol. 181, N. 1. - P. 30-35.

24. Fairweather D.B. et al. Effects of fluvoxamine and dothiepin on psychomotor abilities in healthy volunteers. // Pharmacol. Biochem. Behav. - 1996. - Vol. 53, N 2. - P. 265-269.

25. Fergusson D.M., Woodward L.J. Mental health, educational, and social role outcomes of adolescents with depression. // Arch. Gen. Psychiatry. - 2002. - Vol. 59, N. 3. - P. 225-231.

26. Goldstein B.J. Goodnick P.J. Selective serotonin reuptake inhibitors in the treatment of affective disorders--III. Tolerability, safety and pharmacoeconomics. // J. Psychopharmacol. - 1998. Vol. 12, N. 3, Suppl. B. - P. 55-87.

27. Gorwood P. et al. Neurobiological mechanisms of anhedonia. // Dialogues Clin. Neurosci. - 2008. - Vol. 10, N. 3. - P. 291-299.

28. Gotlib I.H., Hamilton J.P. Neuroimaging and depression: current status and unresolved issues. // Curr. Dir. Psychol. Sci. - 2008. - N. 17. - P. 159-163.

29. Grant M.M. et al., Cognitive disturbances in outpatient depressed younger adults: evidence of modest impairment. // Biol. Psychiatry. - 2001. - N. 50. - P. 35-43.

30. Hartlage S. et al. Automatic and effortful processing in depression. // Psychol. Bull. - 1993. - N. 113. - P. 247-278.

31. Hayden E. et al. Early-emerging cognitive vulnerability to depression and the serotonin transporter promoter region polymorphism. // J. Affect. Disord. - 2008. - Vol. 107, N. 1. - P. 227-230.

32. Herrera-Guzmán I. et al. Cognitive predictors of treatment response to bupropion and cognitive effects of bupropion in patients with major depressive disorder. // Psychiatry Res. - 2008. - Vol. 160, N 1. - P. 72-82.

33. Hertel P.T. Memory for emotional and nonemotional events in depression: a question of habit? // Reisberg D., Hertel P. (eds.), Memory and Emotion. - New York: Oxford Univ. Press, 2004. - P. 186-216.

34. Hertel P.T., Rude S.S., Depressive deficits in memory. Focusing attention improves subsequent recall. // J. Exp. Psychol. - 1991. N. 120. - P. 301-309.

35. Hindmarch I. The behavioural toxicity of antidepressants: effects on cognition and sexual function. // International Clinical Psychopharmacology. - 1998. - Vol. 13, Suppl. 6. - P. 5-8.

36. Hyttel J. Pharmacological characterization of selective serotonin reuptake inhibitors (SSRIs). // Int. Clin. Psychopharmacol. - 1994. - Vol. 9, Suppl. 1. - P. 9-26.

37. Johnstone T. et al. Failure to regulate: counterproductive recruitment of top-down prefrontal-subcortical circuitry in major depression. // J. Neurosci. - 2007. - N. 27. - P. 8877-8884.

38. Joormann J. et al. Mood regulation in depression: differential effects of distraction and recall of happy memories on sad mood. // J. Abnorm. Psychol. - 2007. - N. 116. - P. 484-490.

39. Joormann J., Inhibition, rumination, and mood regulation in depression. // Engle, RW.; Sedek, G.; von Hecker, U.; McIntosh, DN. (eds), Cognitive Limitations in Aging and Psychopathology: Attention, Working Memory, and Executive Functions. - New York: Cambridge Univ. Press, 2005. - P. 275-312.

40. Kerr J.S. et al. Behavioural toxicities of antidepressants. // Br. J. Psychiatry. - 1995. - Vol. 167, N 3. - P. 413-414.

41. Koolschijn P.C. et al. Brain volume abnormalities in major depressive disorder: a meta-analysis of magnetic resonance imaging studies. // Hum. Brain Mapp. - 2009. - Vol. 30, N. 11. - P. 3719-3735.

42. Korgaonkar M.S. et al. Using standardized fMRI protocols to identify patterns of prefrontal circuit dysregulation that are common and specific to cognitive and emotional tasks in major depressive disorder: first wave results from the iSPOT-D study. // Neuropsychopharmacology. - 2013. - Vol. 38, N. 5. - P. 863-871.

43. Kraepelin E. // Lectures on Clinical Psychiatry. - London: Balliere, Tindall & Cox, 1912. - 368 p.

44. Lau J.Y.F., Eley T.C. The genetics of mood disorders. //Annu. Rev. Clin. Psychol. - 2010. - N. 6. - P. 313-337.

45. Mathews A., MacLeod C. Cognitive vulnerability to emotional disorders. // Annu. Rev. Clin. Psychol. - 2005. - N. 1. - P. 167-195.

46. McClintock S.M. et al. Residual symptoms in depressed outpatients who respond by 50% but do not remit to antidepressant medication. // J. Clin. Psychopharmacol. - 2011. - N. 31. - P. 180-186.

47. McIntyre R.S., et al. Cognitive deficits and functional outcomes in major depressive disorder: determinants, substrates, and treatment interventions. // Depress. Anxiety. - 2013. - N 30. - P. 515-527.

48. McKinnon M.C. et al. A meta-analysis examining clinical predictors of hippocampal volume in patients with major depressive disorder. // J. Psychiatry Neurosci. - 2009. Vol. 34, N. 1. - P. 41-54.

49. Millan M.J., et al. Cognitive dysfunction in psychiatric disorders: characteristics, causes and the quest for improved therapy. // Nat. Rev. Drug Discov. - 2012. - Vol. 11, N 2. - P. 141-168.

50. Montgomery S.A., Kasper S. Comparison of compliance between serotonin reuptake inhibitors and tricyclic antidepressants: a meta-analysis. // Int. Clin. Psychopharmacol. - 1995. - Vol. 9, Suppl 4. - P. 33-40.

51. Moylan S. et al. The neuroprogressive nature of major depressive disorder: pathways to disease evolution and resistance, and therapeutic implications. // Mol. Psychiatry. - 2013. - Vol. 18, N. 5. - P. 595-606.

52. Murray C., Lopez A. Evidence-based health policy-lessons from the Global Burden of Disease Study. // Science. - 1996. - N. 274. - P. 740-743.

53. Nolen-Hoeksema S. The role of rumination in depressive disorders and mixed anxiety/depressive symptoms. // J. Abnorm. Psychol. - 2000. - N. 109. - P. 504-511.

54. Ochsner K., Gross J. Cognitive emotion regulation: insights from social cognitive and affective neuroscience. // Curr. Dir. Psychol. Sci. - 2008. - N. 17. - P. 153-158.

55. Paelecke-Habermann Y. et al. Attention and executive functions in remitted major depression patients. // J. Affect. Disord. - 2005. - Vol. 89, N. 1-3. - P.125-135.

56. Radden J. // The Nature of Melancholy: From Aristotle to Kristeva. - Oxford: Oxford University Press, 2000. - 322 p.

57. Rihmer Z. Angst J. Mood disorders: epidemiology. // Sadock B.J. and Sadock V.A. (eds.), Kaplan and Sadock’s Comprehensive Textbook of Psychiatry, 8th edn. - 2005. - P. 1575-1582.

58. Risch N. et al. Interaction between the serotonin transporter gene (5-HTTLPR), stressful life events, and risk of depression: a meta-analysis. // JAMA. - 2009. - N. 301. - P. 2462-2471.

59. Rock P.L. et al. Cognitive impairment in depression: a systematic review and meta-analysis. // Psychol. Med. - 2013. - N. 29. - P. 1-12.

60. Roiser J.P., Sahakian B.J. Hot and cold cognition in depression. // CNS Spectr. - 2013. Vol. 18, N. 3. - P. 139-149.

61. Scheurich A. et al., Experimental evidence for a motivational origin of cognitive impairment in major depression. // Psychol. Med. - 2008. - N. 38. - P. 237-246.

62. Siegle G.J. et al. Affective interference: an explanation for negative attention biases in dysphoria? // Cogn. Ther. Res. - 2002. - N. 26. - P. 73-87.

63. Uher R., McGuffin P. The moderation by the serotonin transporter gene of environmental adversity in the aetiology of mental illness: review and methodological analysis. // Mol. Psychiatry. - 2008. - N. 13. - P. 131-146.

64. Weisenbach S.L., Boore L.A., Kales H.C. Depression and Cognitive Impairment in Older Adults // Curr. Psychiatry Rep. - 2012. - Vol. 14. - P. 280-288.

65. Wittchen H.U. et al. The size and burden of mental disorders and other disorders of the brain in Europe 2010. // Eur. Neuropsychopharmacol. - 2011. Vol. 21, N. 9. - P. 655-679.